Привет, Грег, сегодня среда, 10 февраля 1993 года, и, как вы просили, я хотел бы немного рассказать вам о своих саентологических похождениях.
Эта лента будет первой частью, и будет названа «ранние годы». Я осознал, что весь этот проект совершенно бессмыслен без какого-то... слушателя ... с некоторым пониманием или некоторым знанием меня как человека, поэтому я собираюсь предоставить вам немного личных подробностей.
Я родился 3 февраля 1927 года в Лондоне, Англия, в пригороде Тоттенхэма, N 15, и я был единственным сыном в семье родителей из рабочего класса. Можно сказать, что в это время пригород «Тоттенхэма» был районом трущоб или полутрущоб северной части Лондона. В своё время, 30 или 40 лет назад, это был довольно богатый пригород, но опустился довольно сильно, и когда я родился, это был определённо район трущоб, полутрущоб. Мои самые ранние воспоминания, детские воспоминания были о детях, которые всегда казались голодными и плохо одетыми и живущими в страшных условиях. И все они, казалось, происходили из огромных семей. Никто не владел своими домами, целый квартал, вся территория, где мы жили, принадлежала местной мануфактуре по производству кроватей или местной прачечной, они владели всем имуществом, а все дома находились в аренде.
Все дети, которых я знал, были из многодетных семей. Я, кажется, был исключением из этого правила, я был единственным ребёнком. Мой отец, мои родители были рабочими, мой отец регулярно работал на фабрике. Он не зарабатывал много денег, он не зарабатывал больше, чем другие мужчины. Но что делало его выше других мужчин в финансовом отношении, было то, что у него был только один ребёнок, а также он не курил и не пил, и тем самым экономил деньги. Таким образом, мы никогда не ходили без денег, хотя мы никогда не были богатыми.
Полагаю, что главное, чему я научился с тех первых 11 лет своей жизни, которые прожил в этом районе трущоб в Тоттенхэме, – это глубокая ненависть к капитализму, потому что я видел только зло, злое лицо капитализма. Я видел, как богачи проезжали мимо в больших автомобилях, и я видел ужасающую нищету, и я думал... когда я стал немного старше, я думал: «Боже, должен быть лучший способ сделать это!».
Но, очевидно, здесь, спустя 60 лет, у нас всё ещё есть трущобы, и у нас всё ещё есть богачи проезжающие мимо в дорогих машинах, и человечество всё ещё не нашло лучшего способа. Сегодня в 90-е годы нам трудно понять мир Лондона начала 30-х годов, когда я был маленьким ребёнком.
Например, у нас не было электричества в домах, хотя вы могли купить радиоприёмник. Вы должны были запитать его от батарей, и у папы раньше была батарейная радиостанция с массивными батареями... которые каждые две-три недели мы подзаряжали в местном магазине. Так что наше радио работало довольно не часто. Папа имел обыкновение возиться с ним и так далее.
У большинства людей не было радио. Я думаю, что всего в 2-3 домах на всей улице было радио, это было довольно редкое явление. Электричества не было. У нас был газ. Всё освещение было газовое. Автомашины... никто всей на улице, никто не владел автомобилем и лишь один владелец магазина, который, там не жил, обычно парковал свой автомобиль на угла магазина, на углу перекрестка, и это была единственная машина, которую мы видели в детстве. Мы ходили гулять к этой машине и смотрели на этот замечательный объект, эту машину. Вы могли бы подняться на главную дорогу и увидеть множество машин, проезжающих мимо, но никто из них никогда не останавливался в трущобах.
Это просто не тот район, где люди владели машинами, у них просто не было денег. Когда мне исполнилось 11 лет, мы собрались и уехали из этого района, а папа купил дом в Эджере, который находится в 10 милях к северо-западу от Лондона. Он накопил депозит в 30 фунтов за новый дом для нас.
30 фунтов в наши дни звучит не очень сильно, но средняя заработная плата, заработная плата, которая была примерно средней заработной платы для фабричного рабочего, составляла около 2 фунтов в неделю в 1938 году. Таким образом, это была 15-недельная заработная плата. Ну, сегодня средняя зарплата составляет около 500 долларов в неделю в Австралии, поэтому 15x500, это около 7500 долларов. Это было бы равносильно тому, что человек накопил 7500 долларов в наши дни за депозит за дом, платя арендную плату и воспитывая семью с детьми.
Потребовалось несколько лет, чтобы накопить эту сумму, но тем не менее. Большинство соседей так и не смогли этого сделать. Их семьи были слишком большими, они пили слишком много пива. Им просто не удалось сойти с "беговой дорожки" арендодателя. Но папа сделал это, и мы получили дом в Эджере.
Я всегда был достаточно смышлёным в школе, я обычно был в топе класса. Я был выше среднего по уровню интеллекта. Я сдал экзамен на 11+, и очень скоро я был в полном порядке (?) и направился в местную гимназию или в уездную школу, как они называли её в те дни, где я проживал до 17 лет. И мне было предначертано продолжить карьеру, где я получу учёную степень по математике и естественным наукам, таковы были мои интересы. По крайней мере, учителя сказали мне, что я пойду туда, и мне это казалось правильным. Но случился перерыв, когда мне было 15 лет, когда у меня внезапно возникла большая, сильная тоска, большая любовь к игре на джазовом кларнете. И я хотел быть как Арти Шоу и Бен Гудман. Папа очень раскошелился, чтобы купить мне кларнет, и он заплатил за мои уроки, чтобы я научился играть на инструменте.
Конечно, всё время, пока я учился играть на инструменте... это было концом моих академических ожиданий. Они вылетели в трубу... Я просто не тратил достаточно времени на учёбу в школе. В 17 лет я был средний джазовый кларнетист и саксофонист, но довольно слабый в плане академический перспектив как учёный.
В отношении меня как личности, полагаю, меня рассматривали как довольно отсталого, застенчивого человека. Это всегда была главная характеристика... мама всегда говорила, что я более застенчив, чем большинство мальчиков, и я был довольно застенчив и отстал... и задумчивый, великий читатель. Но застенчивость, нервозность на публике были моей сильной стороной. Она всегда говорила, мама говорила, что я перерасту её, но я этого не происходило. Когда я дошёл до подросткового возраста, моя робость становилась хуже, хуже и хуже, и это дало мне... Я начал изучать психотерапию и прочёл все работы Фрейда. Я знал, что где-то в механизме моего ума что-то не так, и я пытался понять, что это поскольку мои интересы, моя собственная робость вызывали у меня огромный интерес к психотерапии.
Поэтому я покинул уездную школу в 17.5 – это было бы в конце войны. Мы не так сильно пострадали в результате бомбардировок на северо-западе Лондона. Это было слишком далеко, это была дальняя сторона Лондона, вдали от мест падения бомб. У нас было меньше бомб, сброшенных в районе Эджера, чем в любой другой части Лондона. Если бы мы остались в «Тоттенхэме», нас бы, конечно, уничтожили, потому что вскоре после войны я вернулся туда, где родился, и всех построек просто не существовало. Мне потребовалось почти пол часа, чтобы просто найти где был наш дом. Это была всего лишь масса сорняков, обросших бомбы. Не было абсолютно никаких признаков моего дома. Всё это было полностью уничтожено немецкими военно-воздушными силами.
Поэтому я ушёл из школы и устроился на работу. Меня никогда особо не интересовал бизнес. Как я уже сказал, при моей ненависти к капитализму я просто не интересовался делами, я не заботился о капитале. Моё детство влияло на меня... Я слишком много видел плохой стороны. Я был просто... меня не интересовали капитализм и бизнес, который идёт рука об руку с капитализмом. Меня больше интересовала музыка, и я хотел стать профессиональным музыкантом. К сожалению... я, вероятно, мог бы стать профессиональным музыкантом, но, к сожалению, когда я был ребёнком, у меня была мастоидэктомия, и она... Я был госпитализирован, когда мне было три месяца от роду с мастоидэктомией. И операция на обоих моих ушах оставила мне всего около 60% слуха. Ничего не поделаешь.
Я имею в виду, всю свою жизнь, насколько я помню, у меня никогда не было более 60% нормального слуха. Так что, если учесть мои стремления стать профессионалом, профессиональным музыкантом высшего класса... потому что одно дело – профессиональный музыкант, инструменталист, ему нужен абсолютно идеальный слух. Он может обойтись плохим зрением, но он не может обойтись без слуха. Поэтому я был обречён на полупрофессиональную роль, и именно это я делал с 1940-х годов, в конце 1940-х годов я работал на тупиковой офисной работе в дневное время, а вечерами у меня не было двух или трёх ночей в неделю. Мой саксофон и кларнет играл в танцевальных группах. Я зарабатывал много денег. Я зарабатывал деньги днём, я был не женат, и я сэкономил немалую сумму денег. Это было после войны, и покупать было нечего, в магазинах ничего не было, и я просто складывал деньги.
Всё это очень пригодилось позже, эти деньги, я объясню... другой большой любовью в моей жизни в то время была научная фантастика. Фактически, почти единственная фантастика, которую я читал в подростковом возрасте, была научная фантастика. Я познакомился с ней в школе, и это был большой рейв среди парней в школе. Многие из нас были фанатами научной фантастики, и это осталось со мной после того, как я покинул школу. Мне нравилась Astounding Science Fiction, которая позже стала Analog и всеми научно-фантастическими журналами и всеми книгами по научной фантастике.
Л. Рон Хаббард был одним из моих любимых авторов и Айзек Азимов, Теодор Стерджем. Все парни, которые писали хорошие вещи, хорошие истории в научной фантастике, это были действительно Золотые годы научной фантастики, приблизительно в 1940-х и 50-х годах. И я использовал любую возможность, чтобы просто "сожрать" этот материал. В то время у меня была подписка на авиапочту в журнале Astounding Science Fiction в Нью-Йорке.
Итак, в мае 1950-го года, когда статья о Дианетике вышла в журнале Astounding Science Fiction, я получил его через несколько дней после его выхода в Америке. Книга была доставлена воздушным транспортом в Англию, и я жадно читал эту статью Л. Рона Хаббарда, и это меня зацепило, каждое слово. Когда я прочитал эту статью, я подумал: хорошо, что я уже прочитал много о психотерапии, я читал много о психологии, но это выглядело по-другому.
Это написано инженером, это инженерный подход к предмету разума. Мои собственные исследования в области математики и естественных наук и т. д. дали мне оценку инженерного подхода, и я подумал, что так можно поступить. И поэтому я мгновенно связался с моим местным книготорговцем и попросил его договориться, чтобы копию книги немедленно послали мне. Чтобы она была у меня как можно быстрее, я не жалел никаких денег. Но случилась небольшая задержка, я не получил её так быстро, как надеялся. Но это было примерно в сентябре 1950 года, когда я получил книгу после некоторой задержки.
Но это был сентябрь 1950 года, когда я получил книгу... прочитал книгу. В один из выходных у меня это получилось... он позвонил мне, книготорговец, в субботу утром и сказал, что книга здесь, если вы можете её забрать или я доставлю её вам. Так что я поехал... это было прямо на другой стороне Лондона, я помню, сел на мотоцикл и проехал весь путь до Сток Норвейтон в субботу утром и вернулся во время обеда с книгой в моей горячей руке и провёл весь уик-энд, читая Дианетику. Современная наука о психическом здоровье закончилась поздно вечером в воскресенье. Не будет преувеличением сказать, что я был в восторге. Когда я это прочитал, у меня закружилась голова. Это была новая веха в моей жизни. Я не мог дождаться, чтобы начать, но прежде чем начать, мне нужен ко-одитор.
Мне нужен был кто-то, кто бы меня одитировал, кто-то, кто мог бы провести одитинг. Так что я огляделся вокруг, чтобы найти ко-одитора. Это означало кого-то другого, кто должен был прочитать книгу. И у меня был единственный экземпляр книги. Было бы невероятно, если бы кто-то другой так же быстро достал книгу, так что речь шла о предоставлении моей копии. Поэтому я обошёл всех моих школьных друзей, моих старых школьных друзей, с которыми я остался на связи, было около полудюжины из них, мы выпивали в свободное время.
Один за другим я обращался к ним по поводу этой книги и давал им книгу. Я был просто поражён и разочарован тем холодным приёмом, который я получал. Был заинтересован только один парень, Нобби, один из полдюжины. Он прочитал книгу и был впечатлён книгой. И у него было несколько собственных психологических проблем, и он был готов пойти в это.
Конечно, я был очень молод в то время, очень неопытен, и то, чего я не знал, было то, что я узнал с тех пор, что у подавляющего большинства людей есть встроенное возражение против любого вмешательства в их Ум, независимо от того, делается ли это квалифицированным психиатром или человеком с любительским званием. Они просто не хотят, чтобы кто-либо вмешивался в их мышление, возился с их умом.
Это очень странное положение вещей, если взглянуть объективно, потому что тот же человек, который ни при каких обстоятельствах не согласится, чтобы кто-либо вмешивался в их разумом, вполне может с радостью пойти к врачу, хирургу и лечь под наркоз, чтобы их тело открыли, и все внутренности разложили на операционном столе и осмотрели. А некоторые отремонтировали, сердце или артерии или ЖКТ, и всё это было возвращено обратно, и это всё было зашито, и они выйдут из-под наркоза и выздоровеют и скажут, что они не думают, что в этом есть что-то странное. Другими словами, они не думают, что есть что-то странное в том, что хирург возится с внутренностями, но мысль о том, что кто-то задаёт им несколько вопросов об их уме и об их воспоминаниях, их прошлом и т.д... у них этого не будет. Это странная ситуация, если вы смотрите на неё объективно. Это особенность человеческого разума, потому что объективно она абсолютно не имеет никакого смысла.
Есть очень мало людей, которые могут понять это... но я могу понять это... Я понимаю это объективно. Если вы посмотрите на это объективно, то это странное отторжение особенно странно, поэтому не случайно, что из шести молодых людей, которых я познакомил с Дианетикой в 1950 году, только один из шести был заинтересован в том, чтобы пройти через неё. Но даже он не был в восторге. Он был гораздо осторожнее, чем я.
Но в любом случае, мы с Нобби... он внимательно прочитал книгу от корки до корки, мы сравнили записи и т. д. И приняли решение о совместной программе одитинга. Мы начали работу в конце сентября 1950 года, и некоторое время проводили совместный одитинг. В то время я этого не знал, но мы почти наверняка были второй командой совместного аудита, которая должна была стартовать в Соединённом Королевстве. Единственными, кто был раньше нас, был Джордж Уичелоу, который начал одитировать преклира. Его первый преклир, которого он включил в терапию был в начале сентября, и он не знал никого другого, кто проводил бы одитинг в сентябре, кроме него самого. К октябрю, конечно, всё было иначе.
Было много людей, которые начали заниматься, но почти наверняка мы с Нобби были вторыми ко-одиторами на всех Британских островах. Я, конечно... Я изучил это достаточно... Я никогда не встречал кого-либо, кто проводил одитинг раньше, кроме Джорджа Уичелоу, который проводил одитинг в начале сентября. Но подробнее о Джордже Уичелоу позже.
Как только я получил Книгу 1, конечно, там была небольшая карточка, которую мы отправили обратно издателям в Америке для получения дополнительной информации по теме Дианетика. Я заполнил эту карточку и отправил её в Америку. Несколько недель спустя я получил письмо от Исследовательского фонда Дианетики в Элизабет, штат Нью-Джерси. Это была организация Рона, дающая обновлённые данные и т.д. А также имена и адреса полдюжины дианетических групп, которые уже были сформированы в Соединённых Штатах.
В наше время почти невозможно осознать тот дикий энтузиазм, который был в определённых кругах, особенно в Америке, с Дианетикой. Она буквально взяла эту страну штурмом. И к октябрю, сентябрю–октябрю 1950 года на всей территории Америки появились дианетические группы. И через два-три месяца, к октябрю-ноябрю, они тоже появились в Лондоне. Книга действительно шла вверх, это был бестселлер, и это были дикие... люди были... те, кто интересовался, были дико восторженны, и не было никаких запретов, никаких запретов на общение.
Никто не подавлял общение на эту тему. Каждое сообщение приветствовалось. И я связался с американскими группами... каждый адрес, который мне был послан, я написал и получил ответы. У некоторых из них уже появились информационные бюллетени, и я стал своего рода коммуникационным терминалом. Они писали... в то время был только Джордж Уичелоу, который также знал одитинг. И теперь в Эджере появился Деннис Стивенс. И мили сообщений начали появляться в моей почте. Группы в Америке рассказывали другим группам в Америке, что там был парень, которого зовут Стивенс, который интересуется Америкой, в Англии. И таким образом множество людей появлялись в моей почте из различных групп, и поэтому я тратил чертовски много времени на переписку с этими группами в Америке о моём собственным опыте и с удовольствием читал их информационные бюллетени и так далее.
И одна из других вещей, которые я получил от фонда Элизабет, – это адрес Джорджа Уичелоу на северо-западе Лондона и его номер телефона. И у него был свой адрес и номер телефона, и когда я позвонил ему, конечно, в Уилдстоне уже была группа, которая находилась на северо-западе Лондона, примерно на полпути между Эджером и центральным Лондоном. Это было примерно в 5 милях от Эджера, по пути в Лондон, поэтому мне было не сложно добраться туда.
У Джорджа Уичелоу уже была процветающая группа. И поэтому к октябрю, середине октября, это было бы моё первое появление в группе Уичелоу в воскресенье вечером, когда они проводили свои воскресные вечерние групповые встречи. Ну, я оказался там и встретил Джорджа Уичелоу, и мы были в движении, и всё двигалось. Нобби никогда не был таким сильным, он никогда не появлялся на групповых встречах. Он был вполне счастлив продолжить наш совместный одитинг, но он никогда не принимал участия ни в одной общественной деятельности.
Это должно было быть понятно из моего безопасного опыта в моей жизни, и я был не очень стар. Так что я вступил в действительно новый мир, когда я вошёл в группу Уичелоу, потому что в первое воскресенье, когда я пришёл туда, там было около 40 человек. И многие из них были выдающимися психологами, медиками и было немного сумасшедших, и был Джордж Уичелоу, который был довольно специфическим человеком. Джордж был мужчиной от 45 до 50 лет и был профессиональным волшебником, профессиональным фокусником, профи. Он был натуропатом. Он мог сделать кое-что с костями, немного остеопатом. Было не так много, чего Джорджу Уичелоу не мог делать... он даже мог провести одитинг.
Поэтому меня очень быстро пригласили в качестве ещё одного одитора. И я обнаружил, что в Лондоне начали появляться другие группы. В Восточном Лондоне была группа, которую возглавлял Стэнли Ричардс. Я получил адрес Стэнли Ричардса и написал ему. В Баттерсе была другая группа, которую возглавляла Нэн Уокер, группа в Баттерсе. И была центральная лондонская группа, я забыл, кто ею руководил, но я написал всем им. Я был таким хорошим коммуникатором, что Джордж Уичелоу немедленно, ну, через пару недель выбрал меня секретарём группы. Я был секретарём группы. Я был групповым коммуникатором группы на северо-западе Лондона.
Джордж также был великой личностью, но была одна вещь, в которой он был очень плох – технология. Технология обычно заходила в одно ухо Джорджа и выходила через другое. Но это не мешало ему стать отличным одитором. У него было естественное чутье на одитинг, хотя он не мог передать навыки этого, технику этого другим людям. Он был очень, очень слабым учителем. Он не мог удержать технологию, но он мог делать это сам. Это было забавно.
И так как всегда было так много технических вопросов по теме Дианетики, на которые нужно было отвечать группе, то Джордж быстро узнал, что я, даже в те дни показывал характеристики энциклопедиста по этому вопросу. У меня не было таких ограничений в отношении моего знания и понимания технологии. И он быстро передавал технические вопросы мне на групповых встречах.
Тем временем наш одитинг с Нобби шёл очень-очень хорошо, я делал чудесные успехи. Моя застенчивость почти исчезла, но не было никакой конкретной энграммы, с которой мы когда-либо связывались, которая была связана с моей нервозностью или застенчивостью, но чем больше пренаталов я проходил и чем больше второстепенных энграмм я проходил, тем меньше я стеснялся и нервничал. Это просто поднимало накопленный заряд.
Нобби тоже добивался успеха, но замедлял рост. Я понял, вскоре понял, что он был намного тяжелее, чем я, и у него были гораздо более глубокие психологические проблемы, чем у меня. У него были довольно глубокие сексуальные проблемы, бедняга Нобби.
Он не был сексуальным извращенцем или чем-то вроде того. Он не был сексуальным монстром. Он не был гомосексуалистом или чем-то в этом роде. У него просто было несколько глубоко укоренившихся сексуальных причуд, вот и всё. Он был вполне себе натуралом, его инстинкты были вполне естественны по отношению к противоположному полу, но он почти полностью воздерживался от каких-либо действий по отношению к своим причудам. Но чтобы прыгнуть вперёд в будущее, Нобби наконец-то...
Зигмунд Фрейд всегда говорил, что, когда человек не может жениться, он не может ладить с противоположным полом и не может жениться, он идёт в терапию. И одна вещь, которая сигнализирует об успехе терапии, это когда человек прогрессирует и женится, и это может быть принято как успешная терапия.
И Фрейд был абсолютно прав, когда сделал это замечание. И Нобби в середине 1951 года, примерно через год после того, как мы начали одитинг, он пришёл и объявил мне, что... Я знал, что он общается с этой девушкой, он объявил, что он помолвлен и скоро женится. И это, конечно, прекратило нашу работу, потому что с этого момента у нас не было больше времени, как только он женился, чтобы заниматься этой деятельностью.
Итак, мы можем сказать, что одитинг, который я дал Нобби, был успешным. Это был успех, но он, по моей оценке, не сделал ничего по-своему, он был вполне доволен полученными результатами, но по моим оценкам, я получил гораздо больше от него, чем он от меня.
Реакция наших родителей и наших семей была интересной. Оба моих родителя считали, что всё это было фальшивым, очень опасным, и если мы не будем осторожны, мы сведём друг друга с ума. И его родители разделяли то же отношение, наши родители, обе семьи думали, что мы были совершенно безумны даже пытаться сделать такой проект, и они, конечно, были вполне, вы знаете, они придерживались общепринятой точки зрения. Ты не вмешивайся в свой ум, или сойдёшь с ума. Таково было их мнение. Но после нескольких месяцев терапии моим родителям пришлось признать, что я стал более живым, более искромётным и гораздо менее замкнутым и нервным, чем я был раньше.
Они оба признали это! Признали, что это действительно помогало мне, хотя папа сомневался, поможет ли это мне в долгосрочной перспективе. Он был очень пессимистичным на эту тему.
Ещё один крупный прорыв, который случился в одитинге с Нобби, – это то, что я был чёрным кейсом, когда начал одитинг. Я был чёрным, а через два-три месяца после начала, около Рождества 1950 года я был на сессии с ним однажды, и я помню это очень и очень ясно, что у меня это было, я был на дороге ... и я очень хорошо знал дорогу возле моего дома в детстве, и перед моим входом была дверь, и мне нужно было узнать номер дома. Хорошо, я знал, что номер был на входной двери. Хотя я не мог увидеть номер на двери, я знал, что номер был там. Видите ли, у меня были точные впечатления, точные звуковые представления и точные визуальные представления, но я был чёрным, я никогда ничего не видел.
Я был чёрным кейсом. У меня не было никакого визуального поля, иначе говоря, у меня было чёрное поле. Я был тем, что было известно как чёрный кейс. Но в любом случае, на этом сеансе я вдруг сказал себе: черт с ним, я хочу посмотреть, какие цифры находятся на этой двери. И я начал мысленно смотреть на номер на двери, и вдруг в темноте появилась щель и Чернота начала отходить, и появился номер. Была дверь, была дорога, был тротуар, было всё, и я это помнил так же, как я знал это, когда был ребёнком.
Была улица, была память в полном цвете. Моя чернота исчезла. К концу сессии я мог двигаться вверх и вниз по траку времени в полном восприятии. Чернота исчезла мгновенно. Это было только моё... Я понял спустя много лет, что это была просто моя сила, моё намерение увидеть номер на двери. Другими словами, это была просто сила духа. Я должен был увидеть, сломать черноту и сломал её. Это была моя чернота, и я намеревался увидеть сквозь неё, и я увидел и избавился от неё. Мне это было больше не нужно.
Оглядываясь назад в прошлое, я понял, что у меня никогда не было необходимости в картинках в моем сознании в детстве, и поэтому я никогда не смотрел на своё прошлое должным образом. Я всегда мог вспомнить то, что хотел вспомнить, и у меня никогда не было необходимости подробно разбирать вещи в прошлом и, конечно же, у меня никогда не было возможности это сделать. Я никогда не культивировал эту способность.
Когда я попал в Дианетику, мне была нужна эта способность, и поэтому я создал эту способность, и я сломал черноту и начал видеть в цвете, что я мог сделать в любое время, если бы действительно старался. Я твердо верю, что все чёрные кейсы относятся к этому типу. Они просто никогда не изучали способности, они никогда не нуждались в этой способности. Если бы они действительно... могли быть направлены, они могли бы прорваться сквозь черноту в любое время, когда захотят.
Как бы то ни было в более поздние годы, когда... Я стал экспертом по чёрным кейсам из-за моего субъективного опыта, когда я начал терапию и разбил собственную окклюзию. Я был авторитетом в этой области чёрных кейсов. В Лондоне не было другого саентолога, которого я знал, который был бы чёрным кейсом и сломал черноту. Я был единственным, поэтому я был вполне уверен в том, чтобы называть себя авторитетом в отношении чёрных кейсов.
Но не стоит обесценивать хороший одитинг, который я получил от Нобби, потому что без этого одитинга я бы никогда не прорвался через это чёрное поле. Он сделал это, он действительно сделал это возможным, хотя в последней инстанции, конечно же, это всегда преклир, который это сделал. Поэтому признание должно идти ко-одитору, к одитору на сессии, который это сделал. Так что это был положительный след для моего одитора, Нобби, который пробил мою черноту для меня.
Ещё один признак моего значительного улучшения состоял в том, что на групповых встречах я мог на самом деле... Джордж часто просто давал мне слово. Он немедленно вызывал меня на передний стол для технического вопроса и уходил, оставив меня там, передав мне все технические вопросы всей группы в течение получаса.
За шесть месяцев до... до моего дианетического одитинга, я бы просто убежал от такой толпы. Я имею в виду, что я столкнулся с целой толпой людей. Я отвечал на довольно сложные технические вопросы по теме Дианетики, не моргнув глазом и не чувствуя ни малейшего беспокойства. Это был успех моей терапии. Хотя я не знал в то время, что происходило, я просто становился более причинным над собственной жизнью и окружающей меня средой.
Это было то, что происходило со мной, моя нервозность отходила... Я взял на себя ещё одну работу, я взял на себя... ну, не тяжёлую работу, но другая деятельность, которую я взял на групповых встречах, была тема демонстраций одитинга. На групповом собрании всегда возникали трудности, новички всегда хотели увидеть демонстрацию, и очень сложно выбрать тему для демонстрации. Хотя у нас было много, много членов группы, которые были в терапии, у большинства из них были тяжёлые случаи, и было нелегко провести их в сессию и что-то запустить и убрать всё это за 20 минут или полчаса, которые были тем отрезком времени, который мы отвели на демонстрации. Нам не нравилось оставлять членов группы, застрявших в тяжёлом, тяжёлом энграмном материале из-за нехватки времени. Двое или трое членов группы застряли в этом или поймались на этом, и, в конце концов, они остановились на мне.
Они выяснили, что я могу из-за своей природы, из-за природы моего банка... было вполне нормально начать со мной сессию. Я мог бы пройти сессию довольно легко. Я мог бы войти в пренатальную энграмму, даже такую, с которой я никогда не сталкивался раньше, и выйти с другого конца, и я мог бы обработать её как по часам, знаете ли.
У одитора было 20 минут на то, что бы он мог проработать меня, и когда пришло время... в конце демонстрации он мог просто вывести меня из этого состояния и привести меня в настоящее время, и мне едва ли нужна была незначительная стабилизация в настоящем времени без негативных последствий.
Это была моя особенность. У меня всегда это было. У меня было это с самого начала, было то, что... только спустя много-много лет я понял механизм, который её вызывает. Понимаете, чем тяжелее случай, тем больше он... куски его банка подключаются к остальным частям его банка.
Это старый механизм A = A = A, о котором говорил Хаббард в Дианетике... чем больше его банк реагирует на него, тем больше каждая часть его разума связана с каждой другой частью. Итак, вы помещаете его в терапию, занимаетесь и выговариваете одну энграмму, занимаетесь одной энграммой, эта энграмма шумит, и эта путаница связана с чем-то ещё, а затем у вас есть полдюжины энграмм в рестимуляции.
Вы видите, к чему я клоню?
Этот вид преклира не подходит для демонстрации в течение 15 минут и 20 минут. Вам нужен преклир, где вы можете пойти как хирург, знаете ли... вы можете сделать быстрый разрез... заходите, быстро проходите энграмму и выходите. И вы можете делать это только на высокоуровневом преклире. Кто-то, у кого не было много заряда на банке.
Итак, хотя я не понимал этого в то время, я всегда был довольно лёгким преклиром. У меня было очень мало заряда в этой жизни. Вы знаете, в моем детстве была очень мало травм. Я был единственным ребёнком, который вёл довольно уединённую жизнь. Ничего ужасного со мной никогда не случалось. Так что у меня было очень мало заряда там. Это позволило мне очень легко начинать сессию на этих групповых демонстрационных встречах.
Джордж схватился за это, потому что он очень беспокоился о том, что бы приглашать людей для демонстрационных целей и заставить их чувствовать себя немного "плохо" на следующий день. Но он обнаружил, что он может сделать это со мной... он обнаружил, что он может делать со мной почти всё что угодно в терапии, и это ничего не значило.
Я мог получить улучшение и стабилизироваться в настоящем времени почти мгновенно. Это оказало на меня довольно своеобразное влияние как на одитора, о котором я не буду упоминать в настоящий момент, потому что это было бы нарушение порядка. Различные люди в этой группе стали известными в первые годы Саентологии в Великобритании: Деннис О'Коннелл, он был членом группы, и его подруга Оливия, она никогда не стала особенно активной в HASI, но Деннис O'Коннелл был очень активен в HASI.
Джордж Уичелоу стал очень активным участником HASI, и я, конечно же, стал очень активным участником лондонского HASI. Поэтому довольно много членов этой группы стали очень активными. В начале 1951 года парень по имени Рэй Ривз вошёл в группу, и он был электронным волшебником. И мы все собирались ... Я написал в Америку... Вольни Матисон придумал первую электросхему, и Рон бредил Э-метрами. Я написал в Америку и приложил электронную схему э-метра от одной из групп, и я передал её Рэю в середине 1951 года.
Он взял её и построил красивый э-метр в чемоданчике. Это был измеритель мощности. Это была прекрасная маленькая работа с лампами и всем этим, и он назвал её E-modet. Я сразу же влюбился в неё и сразу понял, как её использовать. Поэтому я сразу же заказал у него ещё один, и он построил точную копию для меня.
В то время у нас с Рэем были единственные, действительно единственные приличные э-метры в Лондоне. В конце концов, другие начали приходить из Америки, Матисон метры начали приходить и стали более широко используемые, но они были не так хороши, как э-метры Рэя, эмо... он назвал его E-modet, эмоциональный детектор, E-modet. Он сделал только три или четыре. Я не знаю, что с ними случилось. Они всё ещё были... Я бы хотел получить схему, которую он использовал. Я никогда не видел схему, которую он использовал. Я никогда не удосужился попросить его об этом. Это было не совсем то же самое, что схема Матисона, но это была очень-очень хорошая схема, которую он создал.
Рэй Ривз был экспертом по э-метрам. Он был квалифицированным инженером-электронщиком. Он был первоклассным специалистом на своём поле. Он очень многому научил меня об э-метрах и т. д. И в конечном итоге я стал авторитетом в области хороших э-метров. Никогда не было... HASI никогда не делал... хорошие электронные схемы.
Все лучшие э-метры, когда-либо созданные, были созданны людьми "в поле". Рон не очень хорошо разбирался в электронных приборах. Он не был хорошим "судьёй". Поэтому он не смог оценить э-метры, которые продавал HASI. Были далеко, намного лучшие э-метры... более дешёвые, чем мы привыкли видеть. Они были доступны в поле. Так было всегда в Саентологии, и сегодня всё так же.
К середине или концу 1951 года я был занятым человеком, очень занятым. У нас была группа, и она все ещё проводила мой одитинг. Хотя, конечно, Нобби был... мы закончили... Я закончил с Нобби. Он ушёл и женился, и мы с Рэем проводили совместный одитинг, Рэй Ривз и я, теперь мы проводили совместный одитинг.
Я прогрессировал, но я застрял в кейсе Рэя Ривза. Он жил в Саутхолле, в Мидлсексе, и мы проводили две сессии, пару сессий в неделю. Я всё ещё продолжал работать в своей танцевальной группе... на своей дневной работе. Я был очень занятым парнем. Но затем в конце лета 1951 года появился парень по имени Джек Хорнер, американский одитор, приехавший в Лондон, чтобы провести Конгресс, и он принёс с собой свой ясный... дорогой Джек! ... он был отличным парнем. Он не был физически большим человеком, но был психологически. Мне нравился Джек Хорнер, но многие люди не воспринимали его всерьёз.
Но у него были некоторые слабости. Во-первых, он был красавцем для женщин. Позже мы узнали, что эта мысль о его появлении... он сильно поднялся. Все эти клиры имели две общие черты. Каждый клир, с которым он появлялся был красивой девушкой, это было номер один, а номер два было тем, что она спала с Джеком Хорнером. Ну, это было бы совершенно нормально, если бы у Джека Хорнера не было жены в Калифорнии. Мы видели, что он смешивал бизнес и удовольствие. Но, тем не менее, он появился с прекрасным клиром на Конгрессе, но для меня это был памятный Конгресс, который он провёл в 1951 году.
Это был единственный Конгресс, когда-либо проводившийся в Лондоне.
Там были все группы. Люди, с которыми я общался, с кем я встречался. Стэнли Ричардс, я позвонил и поговорил по телефону, мы писали друг другу, но мы никогда не встречались. Мы встретились на этом съезде в середине 1951 года. В первое утро съезда я сидел там в кресле, и потрясающе красивая женщина с рыжими волосами шла по полу, и я просто поехал, мой Бог, какой драгоценный камень, какая красивая женщина. Я задал несколько вопросов и узнал, что её зовут Энн Уокер.
Это был глава группы Battersea. Самое смешное, что мы разговаривали по телефону с Анной, и мы писали друг другу не один раз, но мы никогда не встречались. Поэтому она была так же удивлена, встретив меня, как и я, встретив её. Мы отлично поладили вместе. Мы вышли и пообедали в этот день, и так всё началось - мы впоследствии поженились и никогда не оглядывались назад.
Это была любовь с первого взгляда, когда я увидел эту потрясающе красивую женщину с рыжими волосами. Самое замечательное в этом было то, что наши отношения были… у неё были дети, замечательные двое маленьких детей, которые ещё были подростками. Там был 13-летний и 11-летний, 13-летний мальчик, рослый молодой парень 13 лет и восхитительная 11-летняя дочь. Я люблю детей, но я никогда не интересовался маленькими детьми, младенцами, и я думаю, что это прекрасный возраст, чтобы наследовать семью... чтобы зайти и получить семью. Мы были отличными друзьями с детьми Анны.
Я никогда не был тяжёлым отцом для них, и с самого начала ясно дал понять, что я не был их отцом. И я был просто Деннисом, и я всегда им был просто Деннис. Я никогда не навязывался им. Я просто принял отношения, когда они пришли, и всё получилось очень и очень хорошо. Это было замечательно с самого начала. Следующим, важным событием стало то, что 19 августа ... в конце августа 1952 года мне позвонил Джордж однажды вечером и сказал, что Рон Хаббард в Лондоне... в Лондоне!
Он прибыл неожиданно и имелись все шансы, что он будет на собрании группы Уичелоу, которое состоится в воскресенье. Вау! Наш дух прошёл сквозь крышу. Вот появился сам босс, и он собирался посетить различные группы. И первым в его маршруте была наша группа, группа Уичелоу. Мы были первыми, кого он собирался посетить в воскресенье, затем он собирался посетить центральную лондонскую группу и так далее, если у него будет время. Но он, конечно, был... Джордж был очень оптимистичен, так как он говорил с Роном, он был очень оптимистичен и Рон дал слово, что он будет там, и Джордж собрал всех.
Итак, затаив дыхание, мы все пошли туда в тот воскресный вечер в комнату Джорджа. У него была большая гостиная в большом викторианском доме. Это была большая гостиная, но мы уже привыкли к тому, что в этой комнате было 30 человек, даже 35 или 40 человек, но когда я приехал туда, там было уже 60 человек, около 60 человек, и они уже начали висеть на люстрах. Я думал, сегодня будет обычный вечер. И там была комната... у нас кончились стулья.
Они сидели на полу, они сидели на бортах... это было... Рон ещё не появился. Мы только начинали задумываться, придёт ли он когда-нибудь, и Джордж начал выяснять, и около 8:30 вечера раздался стук в дверь, и вошёл этот великий человек. Это было моё первое впечатление от Рона Хаббарда, довольно крупного человека, психологически производящего сильное впечатление.
Вы никогда не пропустите присутствие Рона Хаббарда. Когда он вошёл в комнату, вы бы повернулись, были ли вы лицом к нему или нет, вы знали, что кто-то вошёл. Он был впечатляющим человеком. И физически и психологически. Он был большим мужчиной, около 200-240 фунтов и 6 футов, физически большим, и большим психологически. И в те дни у него были огромные, пылающие рыжие волосы.
В 1952 году он был в расцвете сил. Ему был 41 год. Хотя Мэри Сью приехала в Лондон вместе с ним, он никогда не приглашал её на групповые собрания, но сам он оказался там. Он быстро взял на себя весь процесс и начал... дал нам слово. Мы просто сидели там в восторге.
Он начал говорить об экстериоризации. Мы слышали об экстериоризации от групп в Америке, но никто из нас не знал об этом многого. Мы только что услышали, что существует такая вещь, как экстериоризация, и он начал говорить об экстериоризации, и он держал нас в восхищении около часа.
И вдруг он остановился и сказал: «мне нужен субъект», – сказал он, – «для демонстрации экстериоризации».
Он сказал, что нехорошо говорить об этом. «Я хочу продемонстрировать это вам. Вы сами это увидите».
И поэтому он спросил, хочет ли кто-то поучаствовать в демонстрации. И я подумал про себя: ну, я – любимая морская свинка в группе. Я подумал, ну, я позволю кому-нибудь ещё пойти на это. Они все хотят, должно быть. И было страшное молчание. Поэтому я осмотрелся. Впереди не было ни руки. Даже Джордж Уичелоу не участвовал в этом. Так что моя рука поднялась. Он посмотрел на меня, Рон ухмыльнулся. Как вас зовут? ... представился ... и он сказал: «иди сюда и присядь здесь».
Я сел за стол, и он запустил меня в сессию, и моя жизнь больше никогда не была прежней. Он просто заставил меня общаться с моей ногой и дать ей команду. И затем он попросил меня связаться с коммуникационной линией между... по команде, идущей между мной и моей ногой... и ответить какого цвета это было. Я сказал им, что немного мутноватого. И он сказал, сделай белым. И теперь пусть нога даст вам команду, и какого это цвета? Немного тусклый или белый. И в следующий момент я летел по комнате. В этой комнате был огромный стол, большой круглый восточный стол. Это было шедеврально. Это было что-то очень старое, очень, очень ценное. И у него был очень сложный мозаичный, восточный мозаичный узор в блестящем ярком кругу сверху.
И вы можете себе представить такую ситуацию: Рон сидит на одной стороне... не за этим столом... стол почти посередине комнаты. В углу комнаты был столик поменьше, и Рон сидел на одной стороне его, а на другой стороне сидел я, наклонив голову вперёд, и Рон проводил одитинг, и я сидел на потолке. И в полном цвете… гораздо ярче, чем я когда-либо видел в моей жизни, была окраска мозаики на этом столе. И он спросил меня, на что я смотрю, и я сказал ему, и он провёл меня по комнате, и я был в потолке, глядя на всех этих людей. И это была самая дикая сцена. Я смотрю вниз на этих людей, сидящих там, и они все смотрят на моё тело, сидящее в кресле за столом, и там находится Рон, сидящий там, и все они смотрят на тело, и я на потолке, глядя на них.
И он перемещал меня... вывел меня на дорогу, и он меня тронул... стабилизировал меня в настоящее время, и заставил меня вернуться за голову, а затем он сказал, по-своему протяжно сказал: хорошо, где Вы хотите, чтобы я... где бы вы хотели быть, когда мы закончим сессию? Я сказал, хорошо, я вполне счастлив здесь, Рон.
Он сказал: "хорошо, это хорошо", - сказал он, - "вы должны быть там, когда мы закончим сессию". Поэтому он прекратил сессию. И это было совершенно невероятно. Он ответил ещё на несколько вопросов, и я вернулся на своё место. Время приближалось к 10:30, и я уже опасался пропустить свой последний транспорт. Группа довольно быстро рассталась, и мы все ушли. И я пошёл домой, и я был ростом около 19 футов! Я все ещё был экстериоризован.
Я добрался до последнего автобуса до Эджера, по дороге Edgeware Road, сошёл на Эджере, и мне было около полутора миль пешком. Я пропустил свой последний автобус туда, где мы жили. Мне пришлось пройти около полутора миль, и это было самым невероятным... Я всё ещё был экстериоризован. Когда я закрыл глаза, я мог видеть так же ясно, или, если не яснее. С закрытыми глазами… чем я мог, открыв глаза в настоящее время. У меня было невероятное восприятие, совершенно невероятное. Ясные детали. Я никогда не видел ничего подобного через зрение, через глаза.
И я шёл по дороге в темноте, и там были уличные фонари, и я был за моей головой.
Ну, я был экстериоризован позади своей головой, и я был бы поражён ярким светом уличного фонаря, появляющегося вокруг моей головы, и я задавался вопросом, что, черт возьми, это было. Так что я закрыл глаза, и я понял, что могу идти довольно... так же комфортно по дороге с закрытыми глазами, поэтому я шёл почти полмили вдоль этой дороги с закрытыми глазами, когда тело было передо мной.
Это был самый невероятный опыт, который я когда-либо испытывал в своей жизни. Я вошёл в помещение, лёг в постель и очертил по комнате помещение... отдавая себе команды, которые мне давал Рон. И вышел в сад, сошёл на крышу и, в конце концов, сел на столбик лампы, сверху электрической лампочки, а там была одна одинокая моль. Я всегда буду помнить это, было очень поздно для моли, была одна одинокая бабочка, трепыхавшаяся вокруг электрической лампочки.
И был я, наблюдавший как этот мотылёк летает вокруг электрической лампы. Я сидел там, я оставался там, и я, должно быть, ушёл спать, потому что, когда я проснулся утром, я снова вернулся в тело. Поэтому я лёг спать, сидя на верхушке фонарного столба. Но я чувствовал себя совершенно невероятно. Я был абсолютно новым человеком. То, чего я в то время не знал, что Рон ухватил во мне, казалось, чувствовал, что существует такая вещь, как тэта-ясность... что, когда вы взяли человека и экстериоризовали его, вы может их клировать. Это был клирующий механизм. Я не думаю, что это было... Может быть, Рон действительно понял это уже тогда, но многие из нас так и не поняли этого.
То, что происходило, состояло в том, что мы не знали об этом... всё, что касалось клиринга в те дни, заключалось в том, что клирование не зависит от того, сколько у вас проработано энграмм или сколько заряда вы снимаете с банка. Клирование – это в действительности отношение ума. Это делает человека... доводит до такой степени осознания, когда он понимает, что может управлять своим умом и прорабатывать свою жизнь, и это всё понятно.
Это не вопрос заряда, это вопрос возможности манипулировать вещами и позиционировать вещи в пространстве и времени и так далее. Когда эта способность, эта уверенность возникает, человек может это сделать, и это становится всё более и более понятным. Каждый получает всё больше и больше улучшения кейса. И это внутренняя тайна внутренней тайны.
Вот почему экстериоризация является клирующим феноменом. Вы можете экстериоризовать человека, он сразу почувствует себя свободным, потому что теперь он может отойти от центра своего банка. Видите ли, теперь они могут двигаться, где до того они были в ловушке, и теперь вы дали им свободу, поэтому вы вернули им способность, которой у них раньше не было, и теперь вы изменили состояние кейса. Так что экстериоризация - это процедура клирования, но я этого не осознавал.
То, что я не знал до этого, было то, что одитинг, который я прошёл, сделал меня низкоуровневым клиром. Это было продемонстрировано тем фактом, что я мог делать эти групповые демонстрации... вы знаете, было почти невозможно погрузить меня в тяжёлый случай во время групповой демонстрации.
Они могли пригласить меня на сессию, запустить энграммы и вытащить меня из сессии, привести меня в настоящее время, и это было, вы знаете, я был в полном порядке. Не было другого члена группы, на которого они могли бы проделать это.В то время я думал, что это странно. Я думал, что это просто естественная способность. Но затем, когда прошли годы, и, оглядываясь назад в ретроспективе, я мог сделать это потому, что я был клиром.
И экстериоризация "очистила" меня ещё больше. И я был в хорошей форме кейса в тот момент. Невероятное состояние кейса. Восприятие экстериоризации никогда не поддерживалось, оно никогда не держалось, оно исчезло. Ну, это не могло быть... Я имею в виду, это было так замечательно, что мне пришлось бы накладывать бинты на глаза, вы знаете. Я не мог бы жить, не мог бы жить с этим.
Думаю, я отключил его, чтобы оставаться человеком. Это было так невероятно ярко. И это подтвердило всё, что Рон сказал об экстериоризации, о тэтане. Не было никаких сомнений в том, о чем он говорил... Я имею в виду, Рон не выдумывал... была такая штука, как тэтан. Знаете, люди были именно тем, кем он говорит. Я имею в виду, что это не было просто его воображение. Здесь я испытал именно то, что он сказал, и не могло быть никакого другого объяснения того, что я испытывал. Это было именно так, как он сказал. Так что это был поворотный момент в моей жизни, то есть это групповое собрание... в конце августа 1952 года с демонстрационной сессией. Тогда-то я и понял.
Спустя несколько лет, когда какой-то одитор поставил меня на э-метр и спросил, когда вы в последний раз уходили, когда вы впервые узнали, что вы ушли. Он всегда щёлкает на той демонстрационной сессии, которую Рон дал мне, когда он экстериоризовал меня, потому что это был первый раз, когда я был абсолютно уверен... хотя сейчас я оглядываюсь назад, я понимаю, что ещё до этого я был клир...
Но эта уверенность пришла ко мне, что я был клир, в тот момент, когда он экстериоризовал меня. Ещё одна невероятная вещь была в том, что, когда я не знаю, были ли ещё люди в этой комнате, с кем он мог бы ещё это сделать.
Он мог бы экстериоризовать многих из них с помощью тех методов, которыми он располагал, но я не думаю, что он мог бы это сделать, чьи кейсы были в таком же хорошем состоянии, как и мой. Видите ли, дело в том, что чем лучшее состояние, состояние кейса, в котором находился человек, тем больше пользы они получили бы от процедуры экстериоризации. Видите ли, эта штука была кумулятивной.
Чем хуже обстояло дело, тем меньше пользы они получили бы от процедуры экстериоризации. Я был в хорошей форме, я был, вероятно, в лучшей форме, чем кто-либо той в комнате. Так получилось, что когда он спросил, я вызвался. Но я дал всем остальным в комнате шанс сначала добровольно стать предметом демонстрации, и никто не ухватился за него. Я оказался в лучшем состоянии кейса в комнате.
Я поднял руку вверх и получил улучшение, преимущество. Знал ли это Рон? Знаешь, можно размышлять об этом. Он получил наилучший возможный результат, потому что он проверял кейс, который был в... человеке, который был в лучшей форме.
Но человек в лучшем состоянии в комнате дал всем остальным шанс принять участие в демонстрации, и никто из них не воспользовался этой возможностью. Интересно, не так ли? Это говорит вам что-то очень интересное о банке, если вы думаете об этом.
Ну, с этого момента всё двигалось довольно быстро. Через несколько дней я был на работе, и я не мог поехать на собрание Лондонской группы, где появился Рон. Он приехал в лондонскую группу, но я не мог этого сделать, потому что у меня была работа в танцевальной группе. Это было в среду вечером, а вечером у меня была работа в танцевальной группе, и я не мог перенести встречу.
Поэтому мне пришлось работать в танцевальной группе, поэтому я не пошёл в лондонскую группу, но, видимо, он провёл одиторскую демонстрацию там, на экстериоризации, и это было полным размыванием.
Он, очевидно, и я не знаю, кто это был, но он выбрал кого-то, чей кейс был в гораздо худшей форме, чем я, и он просто не добился никакого успеха. Но в любом случае я не присутствовал при этом, но через неделю после этого, я был на работе в один прекрасный день, и Деннис О'Коннелл... он был... Я упомянул его имя... он уже был одним из группы и он позвонил, он сказал, хорошо, он сказал, Рон начинает курс HPA в следующий понедельник.
Следующий понедельник? Это был четверг! Он говорит, что в следующий понедельник начнётся курс. Я спросил, где? И он сказал, что в его квартире! Я сказал, ты шутишь! Он сказал,– "Нет! И я предложил свою квартиру Рону. У Рона больше нет места, чтобы стартовать его".
И я сказал, хорошо, но где, черт возьми, вы собираетесь жить? Я сказал, у вас только одна комната. Видите ли, Деннис и Олив обитали там в одной комнате. Это была большая комната, но это была просто одна большая комната с пристроенной кухней, и это было их жизненным пространством, а туалет и ванная комната находились за пределами жилья, они делили их с другими членами... людьми, которые жили в доме.
У них была только одна комната. Я сказал, эй, как долго длится курс? Он сказал, восемь недель. Я говорю, ты не справишься с этим. Я говорю, вам придётся пойти жить в гостиницу. О нет, сказал он, мы будем бороться. Итак, он сказал, что мы начнём в следующий понедельник. Он сказал, мы можем записать твоё имя? Ну, я сказал, сколько это стоит? Он сказал, хорошо, задержите дыхание, он сказал, просто держите свою шляпу, говорит он, – 125 фунтов. И он сказал, что самое худшее, нужно прийти, говорит он, с наличными. Он говорит, что надо заплатить деньги, прежде чем начать. Я сказал, что, черт возьми, происходит? Он сказал, что Рон нуждается в деньгах. Он хочет открыть HASI в Лондоне. У него нет никаких средств.
Все его фонды, очевидно, заблокированы в Америке, и у него нет наличных денег, и он должен сделать этот курс, и он хочет, чтобы деньги были потрачены на то, чтобы стартовать организацию в Лондоне. Он не мог огласить все условия на этом этапе, он сказал. Но он сказал, что каждый, кто пройдёт этот курс, сказал он, будет уверен в будущем.
И я сказал, хорошо, я должен подумать об этом. Я имею в виду, 125 фунтов в наши дни звучат не очень, но средняя зарплата в те дни составляла 8 фунтов в неделю. Я зарабатывал около 8 фунтов в неделю и... ну, вы посчитайте... это около 16 недель заработной платы. В 1993 году средняя заработная плата составляет около 500 долларов в неделю, а если вы умножаете 500 долларов США на 16, вы в итоге получаете 8000!
Таким образом, меня в четверг днём попросили принести 8000$ в моей горячей маленькой руке, прийти с этой суммой денег в понедельник по адресу в 10 милях от моего дома. Это была довольно большая сумма денег, чтобы просто так расстаться. Я сказал Деннису по телефону, я говорю, это много денег. Он говорит, да, но уже есть много регистраций. Входит Ричардс, подписывает Стэн Ричардс. Он считает, что ему придётся продать свою рубашку, Стэн сделает это, но он будет там, в следующий понедельник. И он сказал: хорошо, Оливия, и я будем там естественно.
Но мы проходим курс, получая скидку, сказал он, потому что мы отдаём ему квартиру. Он сказал, мы не смогли бы себе этого позволить. Если мы дадим ему квартиру, он даст нам хорошую скидку, это единственный способ попасть на курс. Поэтому он позволил им... позволил Рону занять его квартиру. Это был единственный способ, которым Деннис и Оливия могли попасть на курс. Джордж будет там, он сказал, Джордж Уичелоу будет на нём. Много старых... все старые перцы собирались быть там. Энн не было на нем, она не могла себе это позволить. Поэтому я подумал про себя: хорошо, я должен сообщить тебе Деннис, это большие деньги.
Хотя у меня были деньги... Я подумал про себя, что я буду с ними делать. Поэтому, после того, как он позвонил, я подумал: хорошо. Какого черта, я мог бы также. Я никуда не продвигаюсь с этой дневной работой. Я мог бы также стать профессиональным дианетиком, профессиональным саентологом и нырнуть в это с головой. Вечером я никуда не хожу, работая с танцевальной группой. Я мог бы также рискнуть. Поэтому я позвонил ему вечером и сказал: «вы можете рассчитывать на меня». Он сказал, о, изумительно, он сказал, что будет там в понедельник утром.
Он сказал, не забудь взять с собой деньги. Рон не шутит. Он сказал, что если вы этого не сделаете, если вы не принесёте деньги, вы не начнёте. Итак, в минувшие выходные я спустился в почтовое отделение и вытащил 125 фунтов, положил их в карман, и утром в понедельник сказал моим родителям, что я собираюсь пройти этот курс, и они подумали, что я сумасшедший. И в общем, в понедельник утром меня нашли там на курсах HPA.
И Деннис был абсолютно прав, в девять часов утра было около 20 сотрудников ... нет, около 24... Думаю, я насчитал около 24... и Рон немного поучаствовал в разговоре... нет. Было около 10 часов, когда мы начали, было не девять, это было около 10 часов, это было время начала. Рон дал вводный экскурс, ответил на несколько вопросов, и у нас был ранний обед. Мэри Сью подошла со шляпой в руке и хотела денег. И я расстался со своими 125 фунтами. После обеда осталось только 16 человек. Было восемь, были надежды, которые надеялись, что каким-то образом они могли бы начать. Они ушли днём! Это были «деньги на бочку». Нет денег, нет начала!
Итак, 16... в понедельник днём, 16 из нас, которые остались, начали первый курс HPA. Было много профессиональных гипнотизёров, странный психотерапевт, парень по имени Оскар Коллистром и его жена. Оба были докторами. Я не знаю, были ли они докторами наук или они были врачами... они не были врачами, я думаю. Я думаю, что Жанна Коллистром была доктором наук, но другой парень, её муж, который выглядел как точная копия Зигмунда Фрейда, с бородкой. Он был достаточно приличным парнем. Он был профессиональным психоаналитиком. Много лет практиковал в Лондоне, один из... Я узнал позже, что он был одним из наиболее известных психоаналитиков Лондона. Он был фрейдистом до самых ушей. Было много людей из лондонской, центральной лондонской группы. Стэн Ричардс появился, он всё ещё носил рубашку, но он появился.
Там был Джордж Уичелоу. Я не знаю, что Джордж должен был продать, возможно, он продал свой стол. Я никогда больше не видел этот стол. Должно быть, он продал этот стол. Но в любом случае Джордж был там. Я имею в виду, этот курс, который мы проходили, был интенсивным.
Было девять часов утра, и это затягивалось. У нас были бы классы и лекции с Роном. Потом мы проводили одитинг в полдень. И когда Рон приходил вечером, мы снова слушали лекции. И два вечера в неделю он позволял публике войти. Любой мог зайти на публичные лекции Рона Хаббарда. И бедные Деннис и Олив, я помню, как-то раз я говорил, как, черт возьми, ты живёшь в самом центре курса? Как вы справляетесь? Он сказал, это ужасно. Он сказал, что мы даже не можем лечь в постель, нам нужно заглянуть под кровать, прежде чем мы войдём в неё. Там может быть несколько студентов, которые там проводят одитинг друг другу. Он сказал, что это ужасно!
Я не знаю, как они справлялись, но они каким-то образом выжили. Редко это место пустовало до полуночи. Они не могли лечь в постель до полуночи, и им приходилось встать рано утром и готовить место к курсу к девяти часам утра. Бог знает, как они жили в тот период, но им это удалось. В любом случае, Рон был так же хорош, как и его слово, в то время как курс продолжался, он вкладывал деньги, которые он получил, и следующее, что мы знали, было то, что он заполучил некоторые помещения, он арендовал несколько помещений на Holland Park Ave. Это было около 400 ярдов, четверть мили от Голландского парка. Станции на Bayswater и Holland Park Ave. Дорога, Бейсуотер, продолжение дороги Бейсуотер там, 163 Holland Park Ave. На углу одного из поворотов. И это было в Лондоне, ассоциация саентологов Хаббарда.
Энн, я был так чертовски занят на курсе. Она позвонила мне и сказала, что она бросила свою работу. Она связалась с Роном, и ему нужен был кто-то, кто присмотрит за офисом там.
Он выбрал её сразу, потому что она... она была подготовленной секретаршей и обладала отличными навыками печати. Она была прекрасным стенографистом. И он сказал, что она тот человек, который нужен. "Вы можете присматривать за офисом". И поэтому она бросила свою работу и получила гораздо более высокую и высокооплачиваемую работу с Роном в 163 Holland Park Ave. Поэтому, когда курс заканчивался, Энн уже работала на 163 Holland Park Ave.
Она была служащей офиса. Она была всем этим! Хранение всего, что там происходит, поддержание места в тепле. Рон... нужно было признать, что Рон Хаббард был человеком действия, как только он получил это, он не колебался. Он не был колеблющимся. Он был человеком действия. Вещи двигались. Они двигались быстро в октябре и ноябре 1952 года. Конечно, как только у меня освободилось немного времени и увидел немного дневного света, ближе к концу курса, и всё стало немного успокаиваться, я стал видеться с Энн чаще.
Она жаждала всех данных. Я часами преподавал ей все данные, которые я изучил на курсе. Поэтому она действительно ничего не пропустила. Она получила всё от меня. Она добралась до всего, что я мог ей дать. Она была замечательной ученицей... данные, она только должна была получить это однажды, и у неё было всё. Поэтому она действительно ничего не пропустила, не будучи на курсе. Она все ещё проводила одитинг по вечерам, но очень мало, потому что она была так чертовски занята в HASI. Курс закончился, и я шёл вниз, вниз к HASI, чтобы вечером забрать Энн и отвезти её домой. Или иногда мы выходили за едой, а потом возвращались домой... там были дети и так далее.
Однажды вечером я сидел там около 6:30, ожидая, пока Энн закончит печатать, мы обычно надеялись уйти около семи часов, и вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошёл Рон, вскочил, посмотрел на меня сверху вниз и он сказал: «вы новый Лондон... вы первый директор Лондона по процессингу, Деннис».
Я сказал, я? Он говорит: «да, вы только что были избраны». Я сказал, хорошо, спасибо большое, Рон. Что мне нужно сделать? Итак, первое, что вы можете сделать, говорит он, - дать этим проклятым новым студентам HPA некоторый одитинг. Я сказал, что студенты HPA? Вы имеете в виду нас? Он сказал: нет, нет. Он говорит, что вы бывшие студенты HPA. Вы закончили, сказал он. Но в следующий понедельник утром, говорит он, у вас есть новый курс HPA, который начинается за соседней дверью.
Его будет вести Деннис О'Коннелл. Он сказал, что собирался использовать ленты, которые записывал с нами. Он сказал, что есть ещё несколько лент, которые прилетают авиапочтой из Штатов. О'Коннелл будет инструктором, говорит он, и эти бедные студенты будут нуждаться в хорошем одитинге, говорил он. Мы собираемся дать им качественный одитинг. Каждый студент, который проходит этот курс, получит, по меньшей мере, пять часов одитинга высшего качества, сказал он, и я не могу придумать лучшего человека, чтобы дать его им, чем вы. Поэтому, он сказал, что я новый директор по процессингу и моя первая работа – дать каждому из тех студентов, кто начинает в следующий понедельник, пять часов одитинга. Я сказал "Хорошо, Рон".
И так я стал первым в Лондоне директором по процессингу. И тогда вечером я вышел с Энн на остановку, чтобы вернуться домой, и я сказал Энн, я сказал: «Изумительно, директор отдела процессинга», – я сказал, что я директор компании. Я сказал, что мне всего 25 лет, и я директор компании, скоро это будут сигары и автомобиль Rolls-Royce, потому что я всегда представлял директора компании, вы знаете, вы получаете Rolls-Royce, и вы садитесь и курите сигары. Я сказал, что мне всего 25, и я директор компании. И она рассмеялась надо мной, и она сказала, «не верю, это не то же самое в Америке».
По её словам, директор в Америке – это просто тот, кто руководит департаментом, – сказала она, как мы говорим, кто-то, кто будет направлять трафик. Она сказала «ты знаешь, ты просто менеджер Деннис». Она сказала, что я не директор компании. Я думал, что я директор компании, но выяснилось, что Энн была абсолютно права. Я не собирался быть директором компании, я не собирался быть директором HASI, компании, я только собирался стать менеджером.
Рон использовал американский термин, директор. В Америке это означает только то, что сказала Энн. Настолько ясно, что настало время оставить мой дома, и поэтому я попрощался с мамой и папой и завёл себе квартиру в Ноттинг-Хилл-Гейте. Мне нужно было где-то провести одитинг этих студентов. Поэтому я получил квартиру в Ноттинг-Хилл-Гейт.
Стэн Ричардс также начал искать место в городе. Он жил в Илфорде. Ему нужно было больше сосредоточиться на своих преклирах. Большинство из них были в Лондоне, поэтому мы объединились и сняли квартиру в Ноттинг Хилл Гейт. Он использовал её в дневное время для проверки своих преклиров. Он наращивал свою практику. И я использовал её вечером для одитинга студентов. Они были на курсе в течение дня. Я не мог добраться до них в течение дня, но каждый вечер я брал пару из них и давал две сессии вечером между 6:30 и 8:30 и 8:45 и 10:45.
Втиснуть две сессии в один вечер. Так продолжалось, между тем, Джордж Уичелоу, который был... в штате, он стал тем, кто называется директором по персоналу В, добровольным персоналом, В - для добровольных сотрудников, у Рона была эта красивая идея – добровольный персонал. Был оплачен один сотрудник, это был Джордж, чья работа заключалась в том, чтобы выходить и привлекать других людей, чтобы приходить и добровольно работать, делать какую-то работу бесплатно, но им как бы платят, проводя свободный одитинг или давая бесплатное обучение. И Джордж был просто лучшим человеком для этого, Джордж собирался управлять персоналом В. Джордж был превосходным промоутером. Это была его настоящая сила. Джордж был превосходным промоутером, и он это доказал. Я имею в виду, мы всегда знали, что он хорош, но этот человек был блестящим. За последние годы в саентологии были замечательные промоутеры, но я никогда не встречал никого из тех, кто бы мог сравняться с Джорджем.
Как только он устроился на работу, Джордж с импровизированной трибуной направился к углу Гайд-парка, взял её с собой, доехал на автобусе до угла Гайд-парка, поставил её в четыре часа дня и начал разговаривать с прохожими о саентологии и дианетике, пока он не собрал вокруг себя небольшую толпу. И тогда, в семь часов вечера, в 6:45, он скажет: «Пойдёмте со мной, мы соберём вас, поговорим немного, покажем вам помещение и узнаем ещё об этом предмете». И он просто вытащил их из Гайд-парка, тех, кого он собрал, забрал свою трибуну, и многие из них садились в автобус.
Он привёз их на 163 Holland Park Ave. И к восьми часам вечера у него был класс новичков саентологии, сидящих там, слушающих Джорджа Уичелоу, рассказывающего о Дианетике и Саентологии, и они будут покупать книги и получать брошюры, и это был Джордж! Он был абсолютным богом организации. Я не знал никого, кто мог бы хоть сколько-нибудь сделать то, что он делал. Никто из нас не был способен на это, но для Джорджа это было совершенно естественно. И он сделал это превосходно. Он мог это делать раз за разом. Вечер за вечером. Единственные вечера, когда он не мог, это когда шёл дождь, и в углу Гайд-парка не было никого. Но в любой прекрасный вечер, если погода была хорошая, Джордж мог спуститься туда и вернуться с 10-20 новичками. Он мог сделать это в любое время, когда пожелает. Он был невероятным промоутером, Джордж Уичелоу. И когда он умер в 1958 году, он умер, ловя рыбу с камней в Поинт-Корбьер у юго-западного побережья Джерси, у маяка. Большая волна унесла его, и его тело так и не нашли.
Это было одно из самых опасных мест. Я хорошо знаю это место, я хорошо знаю, что Поинт-Корбьер и это одно из самых опасных мест на всем побережье Джерси для рыбалки, очень и очень опасное место. Но Джордж... даже несмотря на то, что Джордж был могучим пловцом, он был экспертом по физической культуре, он был отличным пловцом, у него не было бы шансов, если его смыло на этих камнях. И, как я уже сказал, они так и не нашли тело. Это была большая потеря для Саентологии в 1958 году, смерть Джорджа Уичелоу, потому что он был промоутером. Он был величайшим промоутером, которого я когда-либо встречал в саентологии, и я никогда не слышал о ком-либо ещё, кто встречал лучшего пропагандиста саентологии. Даже Рон Хаббард не мог продвигать, как Джордж Уичелоу.
Всё уладилось до некоторой степени. Помещение в 163 Holland Park Ave было не очень большим. Там был только фронт-офис, и была аудитория, и была ещё одна комната, которая была своего рода промежуточной, которую вы могли бы использовать для одитинга, или вы могли бы использовать её для небольшого класса, но она была одной из тех, между большими комнатами. А дальше был туалет, и всё. Больше ничего не было. Это было очень, очень маленькое помещение для того, что требовалось.
Поэтому неудивительно, что Рон вскоре стал искать помещение большего размера. Ему нужно было место для клиники. Мне было очень хорошо проводить одитинг в своей собственной квартире, но он понимал, что это всего лишь временная мера и что рано или поздно ему понадобится клиника. Разумеется, был и этот вопрос, когда я был директором по процессингу организации и... в то время это была неоплачиваемая должность. Я должен был проводить одитинг этих студентов, дать им по пять часов одитинга, и я не получал никаких денег от организации, я не был сотрудником организации. Было только это молчаливое понимание того, что, если в организацию приходили какие-либо запросы на проведение одитинга, до того времени, пока клиника не была должным образом создана, я мог бы брать с преклиров плату. Это было разумно, потому что это был мой единственный способ заработать на жизнь.
Очевидно, я не мог продолжать одитировать студентов бесплатно всегда, ведь мне приходилось работать в течение дня, я должен был иметь какие-то средства, заработать немного денег, и поэтому было молчаливое согласие, что это именно то, что произойдёт. Таким образом, мы вроде как пошли по этим линиям, но это не было удовлетворительной договорённостью. Я бы предпочёл лучше перейти на заработную плату, как Деннис О'Коннелл и Энн... и тогда преклиры, которые пришли в HASI, заплатили свои деньги HASI, и я бы проверил их в качестве одитора персонала...
Я, вероятно, лучше зарабатывал на существующем соглашении. Но в любом случае Рон был вполне доволен такой договорённостью, пока я проводил одиторскую проверку, давал каждому студенту пять часов одитинга и всё было хорошо. Кроме того, он дал понять, что если преклир, если студент находится в очень плохом состоянии, то его следует поощрять к тому, чтобы он проходил больше одитинга. Было и такое понимание.
Проблема была в том, чтобы получить новые помещения и открыть клинику. И вопрос не был решён в 1953 году, прошёл 1953 год, и Рон исчез из Лондона. Он взял Мэри Сью с собой, и... они исчезли. Был некоторый кризис в американских организациях, мы потеряли Рона, и мы немедленно пошли на расширенную коммуникационную линию с Роном, которая никогда не была хорошей.
В то время как у нас была налаженная связь со стариком, мы могли работать с ним, но на расширенной линии связи у нас стали возникать недоразумения. И всё стало странным, потому что он получал дикие сообщения о всяком безумии, о том, что происходило в HASI, и всё это было совершенно неверно. Всё было как обычно. Энн отлично справилась. Она была фактически администратором.
В течение дня О'Коннелл заботился о технических вопросах, а Стэн Ричардс проводил вечерние курсы, вечера и уик-энды, а я занимался одитингом.
Все получали хорошее обслуживание. Студенты тренировались. Преклиры были проверены, и счета были оплачены и Энн работала сама, поскольку администратор заботился обо всем остальном. Именно так работала организация. О, и Джордж руководил курсами PE и делал свой штат В и давал нам запас новых людей. Проект был запущен, это была стабильная работа. Но мы знали, что в организации... мы знали, что из разных секций поступает немало энтет из разных секций, и некоторые одиторы в Лондоне были недовольны такой договорённостью.
Они знали, что HASI набирает людей для проведения одитинга для широкой публики, и они знали, что эти одиторские запросы используются для меня. И они, конечно, знали об отношениях между Энн и мной... хотя я ни от кого не скрывал этого, что я был директором по процессингу HASI, и что я был сотрудником, который... Они не считали правильным, что я должен проводить одитинг там и так далее. Как-то они узнали, это случилось, тайна раскрылась, слово вышло, что я обвиняю их... Что деньги идут ко мне и не идут в организацию. Хотя я говорил людям, что я не... моя позиция в организации не оплачена.
Я не получаю зарплату, но занимаю эту должность в организации, и как только мы получим клинику, я буду заниматься моими штатными полномочиями в качестве директора по процессингу в качестве наёмного сотрудника. Потому что это было то, насколько я знал, что должно было произойти.
Но всё равно это было плохо. Было очень плохое предчувствие. Существовало много одиторов, которые получали подготовку и были совершенно не в состоянии, найти себе преклиров. Это была простая истина в этом вопросе, и поэтому они бросали жадные, завистливые глаза на меня, который делал много ревизий, потому что организация передавала мне преклиров. И они не понимали, какая там позиция... что... организация вывела своих преклиров на лучшего одитора, которого они знали, это был я.
Это были инструкции Рона. Они отправляли их ко мне, потому что они могли полагаться на меня как на одитора. Вы не могли бы рассказать об этом другим одиторам, которых вы видите, поэтому... у вас, естественно, было немало энтет, идущих назад и вперёд, и Рон, очевидно, верил в это, и было много разной лжи.
Как я уже говорил, в то время когда у нас был Рон рядом, мы могли справиться с этим. И мы могли оставаться в общении, но как только мы получили расширенную комиссию, когда он был в Соединённых Штатах, и всё это было в письмах по авиапочте, добраться до Рона, и он, будучи человеком, он начал верить лжи. В это время, конечно, маленькая группа Джорджа Уичелоу, Денниса О'Коннелл, Стэна Ричардса, Энн и я, мы вместе работали с HASI уже несколько месяцев, и у нас складывалось значительное аффинити и отличное понимание способов работы друг друга и т.д. Мы развивались в очень, очень эффективную команду. Очень, очень эффективно. И я думаю, что, оглядываясь назад в прошлое, я думаю, что это также способствовало трудностям, которые произошли сразу после этого..., что Рон понял, что мы становимся тесно сплочённой командой, и он, из-за личности, типа человека, который он действительно был... он не мог этого вынести.
Он чувствовал, что это опасно для него, что его сотрудники могут когда-нибудь напасть на него. В один прекрасный день лондонский штаб может наброситься на него и попытаться отобрать организацию у него или лишить его каким-то образом его собственной организации. Помню, он всегда был немного параноиком, Рон, у него были параноидальные наклонности, с годами я понял это. И поэтому мы ожидаем такого параноидального поведения от такого человека, и это ни в коем случае не было бы необычным для человека с параноидальными тенденциями испытывать некоторое волнение относительно его собственных сотрудников, которые так хорошо ладят и работают как хорошая команда.
Но в любом случае, катастрофа произошла примерно в апреле-мае 1953 года. Письмо пришло от старика. Энн была уволена. И мои услуги больше не требовались. И это бросило всё место в хаос. Я не был в организации, когда... Энн читала... она взяла почту. Она прочитала это. Она говорила с Деннисом О'Коннелом. Он был там во время дневного курса, и он немедленно позвонил мне. Стэн Ричардс был на нём, и в тот же вечер был целый... Джордж Уичелоу тоже пришёл, и у нас был своего рода военный совет. Остальные из них были готовы уйти в отставку ради нас с Энн... сказали, что либо вы знаете, если вы нас с Энн увольняете, нас тоже уволили. Вы потеряете много, если уволите тех двоих. Но Энн и я сказали, нет, не делайте этого.
Это недоразумение. Всё вернётся в правильное русло. И в то время мы не понимали Рона. Мы не знали о его паранойе. И мы думали, что это просто недоразумение. Всё будет прояснено. Итак, мы успокоили Денниса О'Коннелла, Джорджа Уичелоу и Энн, и я успокоил других сотрудников, и мы оставили это. Но я знаю, что они все трое писали жёсткие письма старику, говоря, что это была грубая несправедливость... что он разламывает команду... и что ни Энн, ни я ничего не сделали, чтобы заслужить того, чтобы меня уволили. Но от старика ничего не пришло.
Но что случилось... Я думаю, что это случилось в четверг или в пятницу, мы получили письмо, и что случилось, так это в понедельник утром... тем временем Деннис О'Коннелл получил... он был старшим, он получил письмо, личное письма от Рона, письмо авиапочтой от Рона, в котором говорилось, что новый администратор приедет в понедельник утром, и его зовут Редж Гулд, и он возьмёт на себя ответственность...
Я забыл... Рон предоставил ему какой-то грандиозный титул, и он возьмёт на себя старую работу Энн, плюс ещё много обязанностей, будет искать новое здание и будет фактически отвечать за место и будет старшим О'Коннеллу и Стэну Ричардсу и Джорджу Уичелоу, который сразу же встал на ноги, потому что все они были техническим персоналом, и им не нравилась мысль о том, что администратор ставится выше, особенно когда они узнают, что никто никогда не слышал о Редж Гулда, и что, насколько мы знали, он не имел никакой подготовки.
Он был полностью... он был совершенно неквалифицированным человеком в области Дианетики и Саентологии. Во всяком случае, он появился в понедельник утром, и к обеду Деннис О'Коннелл позвонил... тем временем я покинул квартиру, я оставил квартиру. Не знаю, долго ли Стэнли держал эту квартиру в Ноттинг-Хилл-Гейт. Думаю, он через некоторое время тоже отпустил её.
Некоторое время он держал её, но он не мог платить арендную плату за неё, и он отпустил её. Я не знаю, где жил Стэн после этого, но я поехал и жил в Баттерси с Энн, и вскоре я женился. Но в любом случае, это всё действительно неважно. В обед в понедельник Деннис О'Коннелл позвонил мне и сказал, что самое худшее... этот парень... он ничего не знает о саентологии.
Он, мол, читал книгу, но, ужас... Я решил пойти туда. Я не одитировал в тот день. Я вошёл в тот вечер, вошёл и заговорил... в организации... и поговорил с Деннисом и пробрался в офис, чтобы встретиться с Редж Гулдом.
Воспоминания о саентологии (часть 2)